6 марта Мария Григорьевна отмечала восьмидесятилетие. Поздравить юбиляршу пришла сестра Прасковья. Она на 5 лет старше Марии - ей в августе исполнится восемьдесят пять. Смотря на обеих, понимаешь, что именно про таких писал в своё время Николай Некрасов: «Есть женщины в русских селеньях...».

 

Более 70 лет назад Марии и Прасковье пришлось пережить самую страшную войну в истории человечества. Они вместе с матерью и братьями были, как скот, угнаны в фашистскую Германию...

 

…В большой деревне Плотское Орловской области жил Григорий Воробьёв, председатель Совета и коммунист. После смерти жены мужчина остался с малолетней дочкой Пашей и сыном Васей на руках и вскоре женился на молоденькой девушке Анне. У них родились дочь Маша, сын Юра. Когда началась война, в семье ждали ещё одного ребёнка.

 

Сороковые-роковые... Не повезло тем, кому пришлось жить в это время. Да и разве это была жизнь? Это был нескончаемый ад, кошмарный сон, от которого не проснуться.

 

С начала войны Григорий Воробьёв жил в постоянном страхе за своих близких - в газетах писали, что немцы ненавидят коммунистов, издеваются над ними и их семьями. Со дня на день в деревню мог прийти враг, вскоре поступил приказ об эвакуации колхозного скота, организовать которую поручили председателю сельсовета. Он собрал колхозных коров (300 голов), взял на подмогу дедов из деревни, простился с родными и погнал стадо в тыл. Деды возвратились, а Григорий ушёл добровольцем на фронт. Домой он больше не вернулся - в августе 1945-го на него пришла похоронка.

 

...В памяти сестёр Марии и Прасковьи засели страшные картины их военного детства.

 

- В деревню немец пришёл в 1941 году, - начинает свой рассказ Мария Григорьевна. - Нас выгнал из своего дома, пришлось ютиться у родственников - 13 человек в одной комнатушке.

 

- Это было, как сейчас помню, 28 октября, - присоединяется к разговору Прасковья Григорьевна. - Подмораживало, гуси плавали по пруду. Как едет обоз на мотоциклетках - а мы их сроду не видели. Как начали немовать...

 

...Два года пребывали жители в страхе: начинается перестрелка, бежали в подвал прятаться. Мать Анна с разрывающимся сердцем выглядывала из своего убежища: то Сибирёв дом горит, то Игнатов – зажигательные пули попадали в дома, и они, деревянные с соломенной крышей, горели за милую душу. Ещё она очень переживала за свой дом, бегала туда и просила «новых хозяев» быть поосторожнее с печкой. Те в ответ лишь громко смеялись.

 

За два года проживания в Плотском, рассказывают женщины, фашисты поели в деревне всех гусей, кур и поросят. А потом принялись за коров. От зарезанной варварами кормилицы семейство Воробьёвых увидело только голову.

 

У немцев была своя кухня с поварами, красивые котелки, из которых они смачно уплетали суп... А голодные дети довольствовались лишь похлёбкой из одной картошки, без мяса и соли. Или объедками с арийского стола. Но среди фашистов-нелюдей в деревне были и человечные немцы.

 

- Их было двое: Иван и Петро - они так назвались нам, - вспоминает Прасковья Григорьевна. - Либо они русские были - уж больно хорошо понимали и говорили по-нашему. Один из них придёт, посмотрит на нашу похлёбку, принесёт соли или чего ещё и просит нас: «Только не говорите немцам, а то на передовую угонят, а у меня тоже семья бедствует...».

 

В 1943-м, когда враги уходили из деревни, они хватали всех, кто попадался им на пути, жгли дома. Куда их везут, русским не говорили, а они уже и не надеялись на спасение. Среди тех пленных была и Анна с пятью детьми.

 

- И пешком шли, и на лошадях ехали, и на товарных вагонах, в которых коров возят, - рассказывает Мария Григорьевна. - И голодные, и холодные. Захотим пить, найдём копытце с водичкой и попьём.

 

- Помню, долго-долго мы шли по железной дороге, - добавляет Прасковья Григорьевна. - А наши провожатые на мотоциклетках, с автоматами нас подгоняют: «Русь, русь, шнель». Как налетят самолеты, чьи - неизвестно, и давай бомбы кидать. Немец нам командует ложиться. У одной женщины так двоих детей убило - они остались лежать на земле, а эти гады даже проститься матери не дали... Когда мимо Польши ехали, поезд остановился, мать нам говорит: «Ай, вы бы сбегали в какой-нибудь дом, хлебушка попросили». И мы с братом сиганули, он - в один дом, я - в другой. Там пан в шляпе, а жена блины печёт. А я грязная, немытая, увидала на столе хлеб и говорю: «Подайте милостыньку». Они поглядели друг на друга, подали мне. Я как схватила их руки, я ж их целовала...

 

...Из деревни Плотское Орловской области, как вспоминают женщины, было угнано 10 семей. Кто попал в Латвию, кто ещё куда. Воробьёвым пришлось жить в Германии, в посёлке в 50 километрах от Берлина. Там стоял огромный барак. В нём ютились русские. Женщин и подростков использовали как бесплатную рабочую силу - они работали на заводах, фабриках, обрабатывали крестьянскую землю.

 

Мать Анна работала у барыни (у неё был свой молокозавод), получала за это скудный паёк. А дети сидели целыми днями за колючей проволокой. Слава богу, картошка была вольная, поэтому и выжили.

 

В конце войны Анна Воробьёва с четырьмя детьми вернулась на родину (младшенький Ванечка умер в Германии). Путь назад тоже был нелёгким, но это же была дорога домой! В родной деревне их не сразу признали - уже и не надеялись увидеть живыми. А в их в доме председатель разместил телят.

Можно представить, во что превратилась изба!.. К тому же не было ни посуды, ни продуктов. Да и денег у женщины, чтобы всё это купить, не было. Как выжили тогда эти горемыки, одному Богу известно. Старший сын Вася копал в колхозе прошлогоднюю замёрзшую картошку, а Паша с Маней ездили за дровами в лес на салазках за три километра, везли продавать ещё за пятнадцать. На вырученные деньги покупали соль и буханку хлеба.

 

...Закончилась страшная война, но жить в Плотском всё равно было очень тяжело. Колхозники работали за трудодни, денег не видели, а за год тяжёлого труда получали 10 мешков зерна. В 1953 году Мария Воробьёва приехала в Стрелецкий навестить старшего брата. Василий уже тогда жил в посёлке и работал в совхозе за деньги. Вскоре девушка познакомилась с будущим мужем. А позже вся семья переехала на новое место жительства.

 

Долгое время Мария ютилась с семьёй мужа в одной маленькой избёнке. Теперь она живёт в благоустроенной половине коттеджа. «Я как на даче, - говорит Мария Григорьевна. - Спасибо Николаю Ивановичу Толкачёву за эту квартиру.

 

...Эти женщины столько повидали на своём веку, столько всего вынесли и вытерпели. Это под силу только женщинам из русских селений!

Ирина КОСОУСОВА.
Фото автора.