70 лет - довольно большой жизненный путь. Казалось, то, что было в его начале, можно  уже и забыть. Но есть события, которые забыть невозможно. 

… Село Николо-Жупань, 19 декабря 1941 г. Где-то часов  в 11 дня  мы, ребята, собрались большой группой около здания школы и пошли  к  домам села, от которых можно  смотреть  в сторону  с. Красного - оттуда слышались редкие выстрелы и даже  следы трассирующих пуль, хорошо слышные и видимые в холодном воздухе. Мороз был  очень крепкий. Затем мы увидели цепочку людей, движущихся от Красного к Н.-Жупани.

Мы решили пройти  дальше, чтобы лучше  разглядеть, кто там идёт. 
Расстояние от Красного до  Н.-Жупани немного больше километра,  и на снегу точно определялись люди, одетые в зелёные шинели. Это немцы, их было  двенадцать, они  двигались вдоль оврага к дому, где жил  когда-то борец  Афанасий Сутормин. Когда-то, ещё до  революции, он переселился туда из Апухтина. Немцы шли  медленно по глубокому снегу и, не задерживаясь около дома Сутормина, спустились к реке и  стали переходить по льду. Мы побежали известить по домам, что немцы почти в Жупани. Но, к счастью, они прошли в конце села мимо дома фабриканта Немкова  по направлению к Болотскому в полной уверенности, что в Жупани нет наших военных и партизан. 

Очевидно, разведка их точно определяла, где опасность.

Таким образом, немцы дошли до моста  и прошли по Болотскому до самой церкви. Вроде бы угроза миновала Жупань, и мы вновь собрались около дома Свиридовых. Было около 3-х часов дня, когда  услышали нарастающую стрельбу в Красном.

Было видно, что  стрельба идёт  из  крупнокалиберного пулемёта,  так как хорошо заметны   трассирующие  пули. Слышались взрывы,  очевидно,  были миномёты. Стало ясно, что там идёт бой. Он  длился до  позднего  вечера. Где-то в сумерках мы,  жившие в школе, увидели, что небольшой  отряд немцев прошёл почти  мимо школы из Болотского в сторону Одоева. А позднее, часов в 7 вечера, вновь прошёл отряд  немцев,  причём большой отряд – уже в сторону Болотского. На нескольких санях, запряжённых лошадьми, лежали пулемёты и миномёты. 

Примерно минут через сорок в Болотском началась стрельба, загорелось несколько домов. Была ясная морозная ночь, полнолуние. Отчётливо было видно, как немцы бегали от дома к дому и поджигали  их.

 Бой в Болотском длился до самого  утра, в селе сгорела почти половина домов. Позже  стало  известно,  что немцы ворвались в дом Захаровых, который  расположен против моста. В доме остался один пожилой хозяин Фёдор Захаров, остальные спрятались в подвалах. Хозяин закрылся и не открывал  на стук, а едва открыл - его сразу убил немецкий солдат. Еще до начала боя немцы врывались в дома, главным образом, в поисках валенок -  они были в сапогах и ботинках, а мороз был 30 градусов.

Немцы,  перебегая от дома к дому, делали засады. Наши красноармейцы при помощи партизан наступали от Болотской церкви. К этому времени  от пос. Архангельский подошла наша батарея 75 мм, но стрелять в таком  положении было невозможно,  это  значило бить по домам, а во  многих были жители. Боясь потерь,  наши  наступали медленно, но  тем не менее к утру немцев  отогнали к мосту. Ещё не наступило утро, однако немцам пришлось глубокой дорогой отступить от  Болотского к Жупани. 

Наши старались, пользуясь сумерками, перейти по льду реку, где Болотская кузница, затем пересечь луг и добраться к оврагу, который близко подходит  к крайнему дому в Жупани. Тем временем фашисты уже заняли  крайние дома, надворные  постройки, погреба и место, где  кончается овраг. Одним словом, приготовились  встретить наших. Как и в  Болотском, они врывались  в дома в поисках  валенок, однако всё население ушло  в  самый низ Жупани и спряталось  в погребах. Лишь  примерно в середине села ещё оставались люди и мы,  жители школы, уверенные, что враг был разбит в Болотском. Поэтому никуда не ушли.

Наступило утро 20 декабря, мы ждали, что вот-вот появятся  освободители. Однако двери резко распахнулись и ворвались немецкие солдаты во главе с офицерами.

 Всех живших в школе, а нас было 7 человек, согнали в угол кухни и поставили рядом солдата, который  всё  время дремал и готов был упасть от усталости.

В большой комнате находились  офицеры. Склонившись над военной картой, они что-то  обсуждали. Солдаты  расположились в кухне на полу, в коридоре и в  холодных классах с южной стороны. Они еле держались на ногах и поэтому  все сидели и лежали. Странно было смотреть на этих вояк: оборванные, поверх пилоток были покрыты платками,  сверху каски; на ногах тоже какие-то оборванные шерстяные вещи, руки обмороженные. Некоторые солдаты, увидев  мел, стали забеливать каски. А немного отогревшись, начали  невероятно чесаться, так как были покрыты вшами. 

Тем временем отделение наших разведчиков из Болотского направилось  в Жупань, где находились отступающие немцы. Разведчики по оврагу близко подошли  к крайнему дому. Он был  пуст. Рядом находился  погреб. Там   прятались два замаскированных немецких пулемётчика. Красноармейцы о них не знали. Наш разведчик, стоя во весь рост, махал остальным, чтобы они выходили  из оврага. Как только  все приблизились к дому, заработал немецкий пулемёт. Прошло всего 15-20 минут и тринадцать  наших воинов мёртвыми лежали на снегу. Однако один боец, стоявший немного в стороне от подвала, успел бросить туда одну за другой две гранаты. Оба фашистсках пулемётчика были убиты, орудие разбито. Красноармеец,  бросавший гранаты, тоже был ранен в ногу.

Пока длился бой, в дома, которые расположены в сторону  Болотского (это Ветродуевка - так называли эти десять домов), врывались несколько немецких солдат, очевидно, в поисках еды и обуви. Жителей там не было. Возвращаясь к месту боя, один из солдат оглянулся и увидел  человека, стоявшего с лопатой за  двором дома, и немедленно открыл огонь из автомата - человек упал, сражённый. Это был житель Жупани Алексей Сергеевич Гришин, который выходил из окружения и прятался в подвале, -  ещё один убитый  мирный житель.

 Когда начался бой, большинство из  находившихся  в школе немецких солдат спало  глубоким сном, в том числе и наш часовой. Вдруг сильно вздрогнули и потолки и стены. Это наши артиллеристы открыли огонь по зданию.

В следующем доме тоже находились враги. В результате короткого боя были убиты  4 немецких солдата и офицер. Во дворе другого дома фашист встретил наших бойцов огнём ручного пулемета, но едва он приоткрыл одно воротище, как наш снайпер точным выстрелом поразил его в голову, пробив каску. Остальные немцы быстро отступили. Наши красноармейцы преследовали их по пятам, в окна дома, где укрывались немцы, полетели гранаты. 

Дальнейшее продвижение наших было приостановлено немецкими пулемётчиками, укрывшимися на самом верху церкви. Сообщение об этом было передано артиллеристам, батарея которых находилась рядом с Болотской церковью. Залпом из 75-миллиметрового орудия немецкие пулеметчики были сбиты. 

Раздалась резкая команда офицеров, среди сонных солдат началась паника, многие из них выскочили из школы и попали под артобстрел. Перебежками уцелевшие немцы стали уходить в сторону дома отдыха. Последними уходили офицеры. Один из них (нам показалось, что самый главный) остановился напротив нас, в руках у него был автомат. 

Мы подумали, что настал последний миг нашей жизни, но офицер усмехнулся, вскинул автомат на плечо и вышел, на наше счастье. Это был последний из врагов, которого мы видели в Жупани. Почти весь разбитый немецкий батальон двинулся по дороге вдоль леса Карин. 

В нашу школу попало 7 снарядов, была разбита крыша, не осталось ни одного целого стекла. Так тревожно прошёл день 20 декабря 1941 года. 

Мы еще долго стояли в углу кухни, боясь возвращения фашистов. Было примерно 15 часов. Наступил вечер, стало очень холодно. Ночь прошла достаточно спокойно и уже утром  снова стук в дверь. Неужели опять враги?  Но, как оказалось, нас ждала радость:  вошёл наш лейтенант и два красноармейца - молодые, одетые в полушубки. 

И первые их слова были: «Как вы тут живы, почему не ушли куда-нибудь в укрытие на деревню?». Наверное, это была самая радостная встреча в нашей жизни. Мы их обнимали и целовали, пытались угостить, но, к сожалению, было нечем. Они достали сахар и сухари, мы вместе пили чай. Потом, оставив нам сахар и тушенку, они отправились дальше. Мы долго смотрели им вслед, с пожеланиями победы над врагом. 

На следующий день, т. е. 21 декабря, примерно часов в 11 дня, я пришел на то место, где начинался бой. То, что увидел, было ужасно. Тринадцать наших красноармейцев мертвыми лежали на снегу. Тут же находилось много жителей Жупани, два красноармейца и старшина. На месте гибели стали копать братскую могилу, в которой и похоронили погибших. В марте мы с другом Михаилом Слаутиным нашли ещё одного погибшего красноармейца, его  тоже похоронили в этой братской могиле. 

В эти дни шли бои за Одоев, по всему району. Немцев изгнали. Однако опасность продолжала быть, так как противник закрепился в Белёве и угрожал перейти в наступление на Одоев. В первых числах января у нас в Жупани примерно около 3-4-х суток стояли конные части генерала Белова. А после них приехало несколько машин, покрытых брезентом. Они стояли в саду под огромными деревьями, покрытыми снегом. 

Это были знаменитые «катюши». Об этом мы узнали позже. Их охраняла зенитная батарея, так как сразу начался налёт немецких самолетов. Зенитчикам удалось сбить  два самолета врага. Один упал за Петровским, второй недалеко от Ленино, оба лётчика были захвачены. Причём в захвате лётчика около Ленина участвовал Александр Никитович Валуев, он был одним из партизан и вёз лётчика на санях до Ханино. Позже, по окончании войны, А. Н. Валуев работал директором Ленинской школы. Наши школы, Ленинская и Н.- Жупанская, соревновались, коллективы были очень дружные.
 

В начале нового 1942 года у военных возникла необходимость найти место базирования самолётов ближнего действия, так как противник был очень близко - в Белёве. Нашлось  подходящее  ровное поле между  Жупанью и Брусной. Так возник военный аэродром,  действовавший  до окончания войны. 

В лесу «Заказ» рылись землянки, бомбоубежища, стоянки самолётов. На поле размечались взлётно-посадочные полосы. Часть населения Одоева и ближних деревень (Брусна, Жупань, Болотское, Крупец, Петровское) ежедневно занималось расчисткой аэродрома. Появились первые  самолёты ближнего действия У-2, Р-5, которые  несколько раз в день вылетали на бомбёжку в Белёв.

Мы, сидя на крыше свинарника,  следили  за их вылетами и считали - все  вернулись или  нет, были случаи, когда возвращались не все. Мы, ребята, в порядке очереди дежурили на крыше, наблюдая за  полётами. Лётчики и техники жили в землянках, а впоследствии, с наступлением весны и до конца войны, - в доме Мирковича. 

С наступлением тёплых дней расчистка аэродрома не требовалась. Всё взрослое население  почти всего района было мобилизовано  на  копку противотанкового рва. Его начали вести от реки Упы, где она делает поворот под  лесом Карин, далее на гору вдоль леса и по  ровному месту туда,  где было расположено АТП. Дорога перекапывалась, и ров уходил дальше в Арсеньевский район. Работа  была чрезвычайно  трудной и опасной, так как очень часто немецкие  самолёты на бреющем полёте обстреливали работавших. Были жертвы. 

Наряду со строительством противотанкового рва в лесу Карин шла  заготовка древесины для укреплений. День и ночь звенела пила и стучали топоры, все большие деревья в Карине были спилены, мощные  тягачи вытаскивали стволы наверх. 

Какие огромные  были дубы в нижней части Карина!  Они шли на строительство огневых точек. Осина  и берёза - для проволочных заграждений. Перед  Одоевом возникли  заградительные  укрепления. Минное поле, проволочные заграждения, противотанковый ров, а дальше дзоты, доты и ход сообщения. А там, где была перекопана дорога  (около АТП), она была накрыта мощными дубовыми стеллажами, впереди которых стояли восемь противотанковых ежей.

В настоящее время от всех этих  укреплений остались хорошо заметные  противотанковые рвы. А в лесу «Заказ» - следы землянок.

Где-то к июню 42-го Белёвский район был  освобождён, и обстановка для наших мест стала спокойнее. Аэродром продолжал  действовать, фронт с боями  уходил дальше. После победы под Сталинградом назревало новое грандиозное  сражение - Курская битва. Это был уже 1943 год. 

Мы, дети,  постоянно вертелись у дома, где жили лётчики, с  многими дружили, ходили вместе на реку, в лес. В конце июня мы  почувствовали какую-то подготовку среди военных,  нас  попросили пока удалиться. Но нам было интересно, что будет, и мы ждали невдалеке. Вскоре подъехавший к дому подъехал небольшой  автобус, из которого вышли не совсем похожие на наших офицеры.

Это были французские  лётчики из эскадрильи «Нормандия-Неман».
Осмелев, мы  подошли ближе и увидели на пальцах французских лётчиков перстни с буквами Ас. Это означало - лётчик высшего класса. Французы -  очень радостные, весёлые люди, с нашими лётчиками смеялись, курили. Они были  приглашены нашими в  столовую. В перерывах  между полётами они опять  возвращались к дому Мирковича, часто спускались под гору к реке и собирали  ромашки. Всегда стоя на балконе дома, который обращён в сторону Одоева, они оживлённо разговаривали, смеялись. Им очень нравилось всё окружающее, тем более погода была очень хорошая.

Пробыв неделю в нашей Жупани, в бывшем доме отдыха писателей, оставили нам, жителям, память о себе как о хороших друзьях,  сражающихся  с общим врагом – с немецкими фашистами.

Они перелетели ближе к Курской битве. Знаем, что  эскадрилья «Нормандия- Немон» сражалась  героически. По окончании войны они с победой вернулись в Париж на наших самолётах. Эта великая дружба продолжается  до сих пор, поскольку несколько лётчиков из эскадрильи живы. В день шестидесятилетия Победы лётчик Ли Либорж был в Москве. Пилоты и техники знаменитой эскадрильи «Нормандия – Неман» участвовали в параде Победы на Красной площади в прошлом году.

Можно ли всё это забыть?!

Ю. Рачинский.